ЛИОЛА   Луиджи Пиранделло.

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

 

Нико Скиллачи, по прозвищу Лиола.

Дядюшка Симоне  Палумбо. .

Тетушка Кроче Адзара, его двоюродная сестра.

Туцца, дочь тетушки Кроче.

Мита,  молодая  жена  дядюшки  Симоне.

Кармина, по прозвищу Щеголиха.

Джеза, тетушка Миты.

Тетушка Нимфа, мать Лиола.

Три молодые крестьянки:  Чуцца, Луцца, Нела.

Три    маленькие    сына    Лиола:    Тинино,    Каликьо, П а л л и н о.

Другие мужчины и женщины селения.

 

Действие происходит в наши дни в селении Агридженто.

 Время действия  пьес, включенных  в  сборник,  900-е годы.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Навес, соединяющий дом, лавку, хлев и сарай, принадлежащие тетушке Кроче Адзара.  В глубине  сцены — участок, где  растут маслины,  миндаль и  фиги.  Справа,  под навесом — дверь жилого дома,  каменная  скамья  и большая  печь.   Слева — двери  лавки, окно сарая и еще одно окно с железной решеткой. В стену вдела­ны кольца, к которым привязывают скотину. На дворе сентябрь — время,  когда  колют  миндаль. На двух скамейках, в углу, сидят Туцца, Мита, тетушка Джеза, Кармина-Щеголиха, Луцца,  Чуцца  и Нела. По­ложив  на  колени  камень,  они  колют  миндаль  другим  камнем, поменьше.  Дядюшка  Симоне,  сидя  на  большой  перевернутой корзине, присматривает за ними. Тетушка Кроче ходит туда и сюда. На земле — мешки, корзины, скорлупки миндаля. Жен­щины поют «Страсти Христовы».

 

Xop.

«А Мария, за стеною услыхав удары плети,

обратилась к ним с мольбою:

«Слабоват он, пожалейте!»

 

Тетушка Кроче (выходит из лавки с корзиной миндаля). Ну, ну живее! К концу подходит! С божьей помощью, на этот год начистили.

Чуцца. Дайте мне, тетушка Кроче!

Луцца. Мне!

Нела. Мне!

Тетушка Кроче. Поспешите — успеете к вечер­ней мессе.

Чуцца. Ах, да! Еще в церковь!..

Нела. Сперва в село сбегать...

Л у ц ц а. И одеться...

Джеза. Непременно вам надо наряжаться, чтобы слушать святую мессу?

Нела. В церковь идем, не в хлев!

Чуц ц а. Управлюсь — побегу, как есть.

Тетушка Кроче. Эй, мастерицы, будет вам бол­тать, время теряете!

Луцца. Ну, давайте петь, давайте петь!

Колют   миндаль,   поют.

Хор.

«Проводи к нему, Джованни! Как же ты дойдешь, Мария?»

Дядюшка Симоне (прерывая пение). Ладно, хва­тит вам петь эти страсти! Того и гляди, голова лопнет! Колите да помалкивайте.

Луцца. Сами ведь знаете, принято петь за работой!

Нела. Вот ворчун старый!

Джеза. Подумали бы, как мы из-за вас душу губим, в святой день работаем!

Дядюшка Симоне. Из-за меня? Из-за тетушки Кроче, хотите вы сказать.

Тетушка Кроче. Ах вон что? Вот тебе и на! Три дня мне покою не даете с этим миндалем! Как будто бог знает что случится, если я нечищеный дам.

Дядюшка Симоне (насмешливо и ворчливо). А как же? Я ведь с этого живу!

Щеголиха. Дядюшка Симоне, а помните, вы обе­щали нам поднести, когда работу закончим?

Тетушка Кроче. Обещал. Был уговор. Вы уж не беспокойтесь.

Дядюшка Симоне. Какой такой уговор, сестри­ца? Это за четыре скорлупки? Да вы всерьез?

Тетушка Кроче. Ах вот вы как? Заставили меня женщин в святой день позвать, а теперь — на попятный? Нет уж, братец, со мной такие штуки не пройдут! (Обо­рачивается  к Мите.) А ну, Мита, принеси-ка кружку хо­рошую, и выпьем за здоровье и процветание твоего суп­руга!

Женщины хлопают в ладоши, радостно кричат.

 

Дядюшка Симоне. Спасибо, сестрица! Вижу, у вас и впрямь сердце доброе.

Тетушка  Кроче (Мите). Что ж не идешь?

Мита. Так ведь он не приказал...

Тетушка Кроче. А тебе непременно надо, чтобы он приказал? Ты что —сама не хозяйка?

Мита. Нет, тетушка Кроче, он хозяин.

Дядюшка Симоне. Да, если я на будущий год куплю на корню миндаль или что другое — можете мне глаза вырвать!..

Чуцца. Сейчас о том годе думать!

Луц ц а. Как будто не знаете, как с миндалем всегда подучается!

Нела. Один год — в цене, другой — даром не берут!

Дядюшка Симоне. Ха, миндаль! Если б один миндаль! Виноград весь попортился! Полюбуйтесь — все оливы сгорели, смотреть больно!

Щеголиха. Господи, подумать    только, такой   бо­гач — и ворчит! Вы прикинули на глазок, и вышла у вас ошибка. Вам убыток, а сестрице вашей вдовой и племян­нице-сиротке — прибыль. Так и выйдет одно на одно. 

Чуцца. Деньги в семье останутся...

Луцца. Может, хотите свое богатство в могилу унести?

Щеголиха. Вот были бы дети...    Ой, что это я!.. (Быстро зажимает рукой рот.)

 

Остальные   женщины    оцепенели.   Дядюшка   Симоне   испепеляет ее взглядом;  затем срывает гнев на жене.

 

Дядюшка Симоне. Пошла, пошла, дармоедка! А ну, пошла отсюда!

Мита, подавлена, не двигается. Он яростно ее трясет.

Видишь? Видишь, какой от тебя прок? Позор один! По­шла домой! Чтоб твоего духу здесь не было! А то — богом  клянусь — такого наделаю!..

Мита уходит, рыдая. Дядюшка Симоне, пихнув ногой корзину, на которой сидел, идет в дом.

 Тетушка Кроче (Щеголихе). Ах ты господи, святая мадонна! Не могли язычок придержать!

Щеголиха. Прямо изо рта вырвалось!

Чуцца (простодушно). А разве это дурно, когда у мужчины нету детей?

Тетушка Кроче. Помолчи-ка лучше! Не для де­виц этот разговор!

Луцца. Правда, что тут плохого?

Нела. Значит, бог не пожелал ему детей дать.

Луцца. А чего он на жену сердится?

Тетушка Кроче. Отстанете вы или нет? Работа­ли бы лучше?

Чуцца. Да мы все покололи, тетушка Кроче.

Тетушка Кроче. Ну и отправляйтесь по своим делам.

Девушки встают; подходят к Туцце, которая работает молча, и уг­рюмо. Пытаются с ней заговорить, но Туцца отворачивается. Тог­да они по  очереди подкрадываются  к старшим, подслушивают, потом передают подругам то, что услышали, смеются.

Тетушка Кроче. Ох, милые вы мои, распухла у меня голова. Братец-то целый день торчит. И все про одно, про то же...

Щеголиха. Все про ребенка?                            

Джеза. Сколько ни плачь, ребенка от того не будет!

Тетушка Кроче. Нет, чего зря говорить — горюет он из-за хозяйства. Такое хозяйство хорошее, и все чужим достанется.

Щеголиха. Пускай погорюет, тетушка Кроче! Ему слезы — вам смех.

Тетушка Кроче. Это вы про наследство? Да нет, куда там! У него таких родственников, как мы,— что во­лос на голове.

Щеголиха. Ну хоть что-нибудь да перепадет! Жаль мне вашу племянницу, тетушка Джеза, однако — ничего не поделаешь! Такой закон. Нету детей — имущество су­пруга...

Джеза (перебивает). Ну его к дьяволу со всем его имуществом! Что ж ей, бедняжке, помирать из-за этого наследства? Вот уж, поистине, не дал бог счастья! Мате­ри своей и не видала, отец умер, когда ей три года стук­нуло... Один бог знает, как я ее вырастила!.. И заступить­ся некому! Был бы у нее хоть брат — не посмел бы старик так над ней измываться! Только что ногами не топ­чет, сами видели! (Плачет.)

Щеголиха. Верно, бедная Мита! А четыре года назад — кто бы мог сказать? Думали, счастье ей привали­ло, когда Симоне Палумбо к ней посватался.

Тетушка Кроче. Это как же, по-вашему? Плох он для нее, что ли? Конечно, Мита — девушка хорошая, ничего не скажешь. Однако, думаю, ей и не снилось за моего братца выйти.

Джеза. Хотела бы я знать, тетушка Кроче, кто его просил, братца вашего, к моей племяннице свататься! Я не просила. А уж Мита — и говорить нечего!

Тетушка Кроче. Сами знаете, первая жена дя­дюшки Симоне настоящая была синьора.

Щеголиха. И плакал он, надо оказать, ох как пла­кал, когда она умерла!

Джеза. Еще бы! Сколько детей могла народить!

Тетушка Кроче. Ну, какие там дети! Она вот такая была, бедняжка!.. (Показывает мизинец.) В чем душа держалась! Ничего не скажешь, он всякую выбрать мог. Посватался бы, например, к Туцце — сразу бы от­дала. А вот не захотел родственницу брать взамен по­койницы! Взял вашу Миту, чтоб ребенка ему родила. Для того только и взял!

Джеза. Это вы к чему, прошу прощенья? Может, по-вашему, моя племянница виновата, что детей нет?

Луцца, которая подкралась к женщинам и подслушивала раз­говор, оборачивается к подругам и сталкивается с тетушкой Кроче.

Тетушка Кроче (накидывается на девушек). Ух и проныра! Сказано вам — не ваше дело, болтушки вы этакие!

Девушки визжат и хохочут.

Щеголиха (возобновляет разговор). Уж такая она красивая, Мита, такая цветущая! Одно слово — роза! Здоровьем так и пышет!

Тетушка Кроче. Ну, уж не знаю! Столько раз вот....

Джеза. О! Вы это всерьез, тетушка Кроче? Поставь­те их обеих рядом — всякий скажет, какая матерью ско­рей станет!

Тетушка Кроче. Вы уж простите, а я так пони­маю: если он все время про ребенка говорит, значит, зна­ет, что может  ребенка иметь. Не мог бы — помалкивал.

Джеза. Слава богу, племянница моя — женщина честная, потому и детей у нее нет. Только вы знайте, те­тушка Кроче, если так над святой измываться, перед все­ми позорить, попрекать, дева Мария — и та бы не выдер­жала. Так бы ему и сказала: «Ребенка хочешь? Ладно, рожу тебе ребенка!»

Щеголиха. Не дай бог!

Джеза (быстро спохватилась). Только моя племянни­ца не такая!

Щеголиха. Как можно! Смертный грех!

Джеза. Да она скорее руки на себя наложит, чем на такое дело пойдет!

Щеголиха. Золото, а не женщина! Уж такая она умница, такая разумница, не в обиду другим будь ска­зано!..

Тетушка  Кроче. А я ничего и не говорю!..

Чуцца (в глубине сцены). Ой, тетушка Нимфа идет, и с тремя внучатами.

Луцца и Нела (хлопают в ладоши). Тетушка Нимфа! Тетушка Нимфа!

Чуцца (зовет). Тинино!

Тинино  бежит к ней и обнимает.

Луцца (зовет). Каликьо!

Каликьо  бежит к ней и обнимает.

Нела (зовет). Паллино!

Паллино   бежит к ней и обнимает.

Тетушка Нимфа. Ой, девушки, оставьте вы их, ради бога! У меня у самой голова кругом... Вон как позд­но, а я еще только к мессе иду!

Чуцца (к Тинино). Кого ты больше всех любишь?

Тинино. Тебя. (Целует ее.)

Луцца (к Каликъо). А ты кого?

Каликьо. Тебя! (Целует ее.)

Нела (к Паллино). А ты?

Паллино. Тебя! (Целует ее.)

Щеголиха. Яблоко от яблони недалеко падает.

Джеза. Бедная тетушка Нимфа, вы прямо — наседка с цыплятками!

Тетушка Нимфа. Они бедные, невинные сиротки!..

Щеголиха. Благодарите бога, что их трое! С его то повадками, кого ни подкинут — брать, не то, что трех — тридцать завести можно!

Тетушка   Кроче   (показывает  глазами  на  деву­шек). Тише, тише, кума.

Щеголиха. Что ж я дурного сказала? Значит, сердце у него доброе.

Тетушка   Нимфа. Говорит — целый выводок хочу. Петь их учит. А потом, говорит, в клетку посажу и весело понесу, продавать.

Чуцца (к Тинино). В клетку тебя посадят, как ягненочка... А петь ты научился?

Щеголиха (гладит по голове Паллино). Он сынок Розы Фоварезе?

Тетушка Нимфа. Кто, Паллино? Право, сама не знаю. Кажется, Тинино от Розы.  

Чуцца. Нет, нет! Тинино — мой сыночек!

Джеза. Не дай тебе бог!

Tетушка Нимфа (возмущена). Почему  это?

Щеголиха. А что ж хорошего за Лиола замуж выйти? 

Тетушка Нимфа. Не надо так говорить, кума Кармина. Уж такой он у меня нежный, почтительный сынок…

Щеголиха. Нежный? Да... Кого ни увидит — всех любит!..

Тетушка  Нимфа.  Значит, одну не нашел. (Присталъно смотрит на Туццу.) Настоящую. Ну, ну, девушки, пустите, мне идти надо.    (Подходит к Туцце.) Что    с тобой, Туцца? Захворала?

Щеголиха. Сердитая она сегодня чего-то...

Туцца   (грубо). Ничего подобного! Никакая я   не сердитая!

Тетушка  Кроче.  Оставьте  ее  в покое,  тетушка Нимфа. У нее ночью жар был.

Джеза. Тетушка Нимфа, я с вами пойду, если тут больше делать нечего.

Щеголиха. К самой женской мессе поспеете!

Тетушка Нимфа. Ой, не говорите вы мне, ради бога, про эту мессу! Знаете, что со мной на той неделе приключилось? Засмотрелась я на веера, а мессу-то и не приметила. Наважденье...

Чуцца. Какое наважденье? Какие такие веера?

Луцца. Расскажите, расскажите, пожалуйста!

Тетушка Нимфа. Дьявола увидела, доченька, дьявола! Сидит он будто рядом со мной и показывает, как женщины веерами обмахиваются. Вот, поглядите. (Са­дится.)

Все ее окружают.

Девушки на выданье — так. (Очень быстро обмахивается рукой, приговаривая.) «Будет! Будет! Будет! Будет!» А замужние женщины — так. (Обмахивается плавно, удовлетворенно.) «А у меня— есть!..», «А у меня—есть!», «А у меня — есть!..» Ну, а вдовы несчастные — вот так. (Резким, отчаянным жестом опускает руку) «Был, да сплыл!», «Был, да сплыл!», «Был, да сплыл!»

Все смеются.

Крестись не крестись — не поможет. Наважденье!

Чуцца, Луцца и Нела (хором, быстро обмахи­ваясь рукой, как веером). Ой, как хорошо!

                             Будет! Будет!

                             Будет! Будет!

Щеголиха. Ух, развеселились! Посмотрите-ка на них!

В это время далеко, за сценой, слышится голос Лиола. Он возвра­щается из села, катит тачку, распевая песню.

 

Песня Лиола

Я   больше   трех   недель   тебя   не   вижу

И,  как  щенок  на  привязи,  тоскую...

 

Джеза. Лиола идет, тачку катит.

Чуцца,   Луцца   и  Нела   (бегут  ему  навстречу, держа на руках детей; радостно кричат, делают знаки, зовут). Лиола! Лиола! Лиола!

Тетушка Нимфа. Ну, девушки, ставьте ребяток на землю. А то я с моим чудаком так и не попаду сего­дня к мессе.

Появляется Лиола. На нем праздничный наряд:  зеленый бар­хатный сюртук, брюки клеш, английский морской берет.

Лиола. О, вижу, мои дети маму нашли! И не одну, а троих! Не много ли? (Ставит на землю сперва Тинино, потом Каликъо, потом Паллино.)

Вот это Ли, а это О и Ла, Сложите их — и выйдет Лиола!

Девушки смеются,  аплодируют.

(Матери.)   А вы все здесь?

Тетушка   Нимфа. Иду, сейчас иду....   

Лиола. В село? Поздно уже! Сегодня про мессу за­будьте.

Тетушка Кроче. Отошел бы ты лучше, сынок!

Лиола. Отойти? А может, я хочу подойти?

Тетушка   Кроче.   Подойдешь — молотком  по  голове стукну.

Чуцца (радуется). Вот, вот, чтобы дурная кровь шла.

Лиола. А ты и рада? Хочешь, чтобы у меня кровь дурная вышла? (Замахивается с шутливой угрозой.)

Луцца  и   Нела (оттаскивают его).    Убери   руки! Убери руки!

Щеголиха. С ума сошел! Не трогайте его, девушки. Видите, как вырядился?

Чуцца. И верно! С чего это он?

Луцца. Ух, какой нарядный!

Нела. С какого вы корабля, синьор англичанин?

Лиола (хорохорится). Хорош, а? Свататься собираюсь!

Чуцца. К чертовке какой-нибудь?

Лиола. К тебе, красотка, к тебе! Пойдешь за меня?

Чуцца. Ой, господи! Скорее уж за черта!..

Лиола. Ну — к тебе, Луцца.

Луцца (быстро). А я за тебя не пойду!

Лиола. Может, пошла бы все-таки?

Луцца (топает ногой). Нет!

Лиола. Знаете, что не возьму,— потому и нос воро­тите! А то бы рады! Свистну (свистит) — и пожалуйста! Только — на что мне такие? Ни тебе ущипнуть, ни обнять как следует... Не годится.

 

Я королевой несравненной

Ту назову, что завладеет сердцем

и разумом моим одновременно.

 

Чуцца, Луцца и Нела (хлопают в ладоши). Браво, Лиола! Браво, бис! Еще, еще, Лиола!

Джеза. Прямо, как венок плетет!

Щеголиха. Спой-ка нам еще, Лиола! Не ломайся!

Девушки. Да, еще, еще.

Лиола. Понравилось? То-то! Ладно, спою! (Ребя­тишкам.) Ну, начали!

 

Странное дело —

тело как тело,

а  вместо головы — ветряк  простой,

Мир   крутится вместе со мной,

вместе со мной,

вместе со мной,

как в карусели, быстро и смело.

 

Напевая плясовую мелодию, кружится, притоптывает в такт, хло­пает в ладоши; ребятишки скачут вокруг него. Останавливается, снова поет.

 

Сегодня мысли заняты тобой

и я как будто сам не свой,

но завтра ты, прелестное созданье,

не жди свиданья,

не жди свиданья.

Ведь мельница мне служит головой:

подует ветер — повернусь к другой.

Снова — плясовая мелодия; ребятишки пляшут. Девушки смеют­ся, аплодируют. Тетушка Кроче недовольна.

Щеголиха. Ну молодец! Думаешь, вот так короле­ву свою найдешь?

Лиола. А почем вы знаете, может, я уже и нашел? Может, я потому и распелся? Песни да пляски — дело хорошее. Без плясок — какая королева?

Тетушка Кроче. Ладно, поплясали! Тут еще прибрать надо!

Щеголиха. А как, прошу прощенья, наш уговор? Насчет винца-то?

Тетушка Кроче. Уговор, еще чего! И думать за­будьте! После ваших-то слов!

Щеголиха. Вот тебе и на! Знаешь, Лиола, почему нам дядюшка Симоне пить не дает? Потому что я сказа­ла, что у него детей нет, наследство некому оставить!

Чуцца. Хороша причина!

Лиола. Сейчас я все улажу. (Идет к воротам, зовет.) Дядюшка Симоне! А, дядюшка Симоне! Идите-ка сюда! Хорошие новости!

Дядюшка Симоне (выходит из лавки). Чего тебе, бесстыдник?

Лиола. Закон новый вышел, прямо как нарочно для нас. Чтобы, значит, народу легче было. Вот, послушайте. У кого свинья двадцать поросят принесла—богач будет, верно?   Продаст он этих поросят, она еще принесет, он еще разбогатеет. И с коровой то же самое: больше телят — больше и денег. Ну, а что бедным мужчинам де­вать, когда такие бабы пошли — не дай бог! Тронуть нельзя, сразу у нее живот болит. Беда, верно? Вот правительство об этом и позаботилось. Издали такой закон, детей продавать, ныне и присно. Продавать и покупать, дядюшка Симоне. Вот, посмотрите.  (Показывает мальчиков.) Могу лавку открыть. Сыночка не желаете? Продам. Вот этого, к примеру. (Берет за руку одного сыновей.)  Вон гладкий какой!  Двадцать кило весу! Одна мякоть! Берите,    берите, можете взвесить!  Даром отдаю — за бочку вина.

Женщины хохочут, старик сердито отмахивается.

Дядюшка Симоне.  Да ну тебя совсем!  Нашел чем шутить!

JIиолa. Думаете, я смеюсь? Я всерьез говорю. Купите, если своих нету. А то нахохлились, будто больной каплун, смотреть противно!..

Дядюшка Симоне (в бешенстве). Пустите меня, пустите меня! Христом богом клянусь, я его сейчас!..

Женщины смеются.

Лиола (держит его). Да стойте вы! Чего тут оби­жаться? Все мы добрые соседи, свои люди. Рука руку моет! Я вот мужчина плодовитый, а вы...

Дядюшка Симоне. А я, значит, нет? Тебе допод­линно известно? Ну, ты у меня посмотришь! Я тебе по­кажу!

Лиола (с притворным ужасом). Покажете? Ой, не надо. Христа ради! Хотите мне чудо показать? (Подтал­кивает к нему по очереди трех девушек.) Вот с этой? Или с этой? Или, может, с этой?

Тетушка Кроче. Ну, ну! Вы тут потише! Не нравятся мне эти шутки!

Лиола. Что же тут дурного, тетушка Кроче? Так уж водится у нас в деревне — один внизу живет, другой — наверху. Дядюшка Симоне вниз переселился. Человек он старый, хлипкий. Пальцем ткнешь — знак останется.

Дядюшка Симоне (кидается на него). У, скоти­на! Я тебе такой знак оставлю!..

Лиола увертывается;  дядюшка  Симоне  спотыкается.

Лиола (подхватывает его). Эй, эй, дядюшка Симоне! Вам надо вино железистое пить!

Чуцца, Луцца и Нела. А что это? Что это за железистое вино?

Лиола. Что? А вот что. Берете кусок железа, нака­ляете докрасна, кладете в стакан с вином и — раз! Чудеса творит. (Дядюшке Симоне.) Еще благодарите бога, что вас имущества не лишают.

Дядюшка Симоне. Почему это лишат имуще­ства?

Лиола. А как же? Такой закон может хоть завтра выйти. Вот участок земли. Если вы его не засеете, что вам земля принесет? Ничего. Все равно как женщина. Не ро­жает. Ну, хорошо. Прихожу я на этот ваш участок. Вскапываю. Удобряю. Выкапываю ямку. Бросаю семя. Выра­стает дерево. Кому же земля принесла это дерево? Мне, конечно! Потом приходите вы и говорите — нет, мне! Почему ж это — вам? Потому что земля ваша? Да    разве земля знает, дражайший дядюшка Симоне, чья она? Она приносит плоды тому, кто ее обрабатывает. Вы ее держите, потому что она вам досталась и потому что закон — за  вас. Изменится завтра закон — выкинут вас, и все! А земля останется, брошу я в нее семя и — пожалуйста,  дерево!

Дядюшка Симоне. Ой, что-то ты крутишь!

Лиола. Я? Нет. Вы меня не бойтесь, дядюшка Си­моне. Мне ничего не надо. Это   уж вы ломайте себе голо­ву, как с деньгами быть, да смотрите по сторонам, как бы чего не стащили. А я —

 

На   воздухе я  ночь провел премило:

я видел только звезды над собою,

земля вполне постель мне заменила,

и горькая ботва — под головою.

Перед любой невзгодою не струшу,

тревоги, голод — небольшое   горе.

Пою и в песнях изливаю душу,

и мне принадлежат земля и море.

Хочу здоровья, счастья всем на свете,

а самому мне так немного надо —

красавицы и   маленькие дети,

            да старенькая мать со мною рядом.

(Обнимает и целует мать.)

 Девушки растроганы, хлопают в ладоши. Лиола поворачивается к тетушке Кроче.

 

Лиола. Еще что делать, тетушка Кроче? Отнести чищеный миндаль в лавку к дядюшке Симоне? Ну, живо! живей, девушки, дядюшка Симоне нас вином угостит! '

(Входит в лавку. Раздает женщинам полные мешки.) А ну; бери, Нела! Бери, Чуцца! Бери, Луцца! Берите, Щеголиха, смелее! Вам совсем маленький, тетушка Джеза! А самый большой мне! Ну, пошли. Пошли, дядюшка Симоне!

Дядюшка Симоне. Деньги попозже принесу, сестрица.

Тетушка Кроче. Дадите, когда сможете, братец. Мне не к спеху.

Лиола (тетушке Нимфе). Ребят за мной ведите. Думаю, одного мы пристроим. (Идет за женщинами и дя­дюшкой Симоне; когда они скрылись из виду, оборачи­вается.) А вы, тетушка Кроче, подождите меня, я скоро. Хочу вам одну штуку сказать.

Тетушка  Кроче. Мне?

Туцца вскакивает в бешенстве.

Лиола (поворачивается к ней). Чего это ты?

Тетушка Кроче (тоже смотрит на дочь). Да, что это с тобой?

Лиола. Ничего, тетушка Кроче. Судорога, наверное. Не обращайте внимания. А я сейчас приду. (Уходит.)

Туцца (в бешенстве). Не нужен он мне, так и знай­те! Не нужен! Не нужен!

Тетушка  Кроче. Не нужен? К чему это ты?

Туцца. Вот увидите, он будет ко мне свататься. Так вы знайте, он мне не нужен!

Тетушка Кроче. Спятила ты, что ли? Кто тебя за него гонит? Да разве он посмеет к тебе посвататься?

Туцца. Говорю я вам, он мне не нужен! Не нужен — и все!

Тетушка Кроче. А ну, отвечай, мерзавка,— спу­талась с ним, да? А-а, так и есть! Говори — когда? Где?

Туцца. Да не орите вы так, услышат!

Тетушка Кроче. Мерзавка! Мерзавка! Себя по­губила, да? (Хватает ее за руки, смотрит в глаза.) Гово­ри! Говори! Иди в дом! Иди в дом! (Тащит ее в дом, за­крывает двери. Изнутри слышатся крики и плач.)

Из дома дядюшки  Симоне  доносятся  песня  и  звуки  цимбалов. Наконец,  тетушка  Кроче вылетает  из  дверей,  схватившись за голову. Носится под навесом, как сумасшедшая, громко при­читает.

Ох, господи милостивый, Ох, господи! Что ж это теперь будет? Убью! Ой, убью! Держите меня, а то я ее убью! У-у, бесстыжая! Говорит, что я виновата! Зачем, говорит, я в голову себе вбила, чтоб ее за дядюшку Симоне замуж выдать? И ей, говорит, зачем в голову вбила! (Подходит к дверям, немного успокаиваясь.) Да хоть бы и так, при чем тут висельник этот? Говоришь, из-за того с ним и спуталась?

Туцца (выглядывает из-за двери; она растрепана и растерзана, но кричит по-прежнему нагло). Да, да, да!

Тетушка Кроче. Сиди там, потаскуха! Не суйся мне на глаза, а то, как бог свят...

Туцца. Дадите вы мне сказать?

Тетушка Кроче. У-у, нахалка! Еще разговари­вает!

Туцца. То «говори» да «говори», кулаком грозились, а когда хочу сказать — не даете!..

Тетушка Кроче. Что ты хочешь еще сказать? Хватит, и так поняла!

Туцца. Я хочу сказать, почему я спуталась с Лиола.

Тетушка Кроче. Почему? Потому, что стыд по­теряла, вот почему!

Туцца. Нет. Когда дядюшка Симоне меня в жены не взял и на этой ханже паршивой женился, она с Лиола крутила.

Тетушка Кроче. Ну и что? При чем тут Лиола, раз Мита за дядюшку вышла?

Туцца. А при том, что четыре года прошло, и его снова к ней потянуло, все равно как мотылька на огонь. Вот я и задумала его отбить!

Тетушка  Кроче. Ах, вон оно что!..

Туцца. Да. Чего ей надо, дохлятине? Мало ей мужа богатого? Еще ей и любовника веселого подавай?

Тетушка Кроче. Дура ты, дура! Ничего ты не вы­гадала, только себе напортила! Теперь тебе одно остает­ся— за него замуж идти...

Туцца (резко). Чтоб я, за такого? Мужа со всякой делить? Я еще с ума не сошла! Себя, говорите, погубила? Ну и ладно! А знаете почему? А потому, что это все про­тив нее обернется!  Себя погубила — и ее погублю. Вот что я хотела вам сказать.

Тетушка Кроче. Как это? О господи! Так и есть, спятила!

Туцца. Нет, я   не спятила. Дядюшка Симоне...

Тетушка  Кроче. Дядюшка Симоне?..

Туцца. Не так давно говорил, что очень ему жаль, зачем он не на мне, а на ней женился. (Принимается переплетать косы, хитро поглядывал на мать.)

Тетушка Кроче. Знаю. Он и мне говорил. А раз­ве ты с ним?..

Туцца (с притворным ужасом). Я? Чтоб я, да с соб­ственным дядей?..

Тетушка Кроче. Как же тогда? К чему ты ве­дешь? Что-то я не понимаю!..

Туцца. Сколько у него родственников? Побольше, чем волос у меня в косе, верно? (Приподнимает наполо­вину заплетенную косу.) А детей нет. Вот и хорошо. Раньше не было, теперь будут.

Тетушка Кроче (поражена). Хочешь ему вкру­тить, что ребенок...

Туцца. Да нет! Совсем это ни к чему! Кинусь ему в ноги, покаюсь.

Тетушка  Кроче. А   потом что?

Туцца. Потом он сам всем вкрутит, а жене — пер­вой, что ребенок от него. Ему только того и надо!

Тетушка Кроче. Ох и чертовка! Ну и чертовка! Хочешь, значит, чтобы все думали...

Туцца. Око за око! Что они мне, то и я...

Тетушка Кроче (перебивает). Беги в дом, беги скорей, вон они оба идут!

Туцца убегает в дом.

Ох, мадонна, что ж мне теперь делать? Что делать-то? (Хватает метлу, принимается выметать скорлупки, при­творясь, что погружена в работу.)

Входят  Лиола  и  дядюшка  Симоне.

Лиола. Ну, давайте деньги сестрице, дядюшка Си­моне, и идите отсюда. Надо мне с ней поговорить, с те­тушкой Кроче.

Тетушка Кроче. Тебе? А кто ты такой, чтоб тут распоряжаться? Не мешало бы тебе знать, что братец тут — как у себя. Заходите, братец, заходите, Туцца в доме.

Дядюшка  Симоне. Деньги ей дать?

Тетушка Кроче. Как вам угодно, братец. А не хотите — не надо. Вы хозяин, ваша воля. Заходите в дом, а я уж послушаю, что мне этот сумасшедший скажет.

Дядюшка Симоне. На слушайте его, сестрица, он вам голову задурит, как мне задурил. Истинно — су­масшедший! (Входит в дом, тетушка Кроче закрывает за ним дверь.)

Лиола (почти про себя). Да... вижу,    вижу...

Тетушка Кроче.   Что?

Лиола. Ничего. Хотел я с вами побеседовать... да вот... сдается мне, ни к чему это будет. Вот вы говорите— я сумасшедший. И дядюшка Симоне говорит, что я сума­сшедший. Вижу, оба вы правы. А я еще хотел сына ему продать! Это ему, сына-то! Он даром сына хочет. И по­лучит. Нашел-таки способ, даром сына получить!

Тетушка Кроче. Что ты плетешь? Ты это к че­му?

Лиола. К тому, что дочка ваша Туцца, как услыша­ла, что я с вами беседовать хочу,— так и подскочила.

Тетушка  Кроче. Я и сама удавилась.

Лиола. А теперь увидел я, как вы дядюшку Симоне улещаете и целый день он тут торчит, домой не уходит...

Тетушка Кроче. По какому это праву ты рас­поряжаться будешь, когда ему приходить, когда уходить?

Лиола. Я не распоряжаюсь, тетушка Кроче. Я при­шел свой долг выполнить. Не хочу, чтоб говорили, будто я виноват.

Тетушка Кроче. Какой такой долг, интересно узнать?

Лиола. Сейчас расскажу. Да вы и сами знаете. Я — птица перелетная, к клетке не приучен. Сегодня — здесь, завтра — там. Вода, ветер да солнце... Песни пою — и рад. То ли песням радуюсь, то ли солнцу. А вот, пришлось крылья себе подрезать и в клетку лезть. Прошу у вас руки дочери вашей Туццы.

Тетушка Кроче. Ты? Да, вижу, ты и впрямь рехнулся! Мою дочку? Чтоб я такому, как ты, собственную дочь отдала?

Лиола. Ну, спасибо вам, тетушка Кроче, за ваш ответ. Ручки вам целовать должен. Только, думаю, нуж­но, чтоб она мне сама ответила. Не для меня — для нее нужно.

Тетушка Кроче. Она? Да чем за тебя отдать, лучше на каторгу! Понял? На каторгу! Мало тебе, что трех несчастных девиц погубил?

Лиола. Никого я не губил, тетушка Кроче.

Тетушка Кроче. А трое ребят откуда? Сам родил? Вроде как змеи?

Лиола. Да будет вам! Сами ведь знаете, откуда у меня три сына! Все знают. От гулящих девок. Нехорошо запертую дверь взламывать. А по проезжей дороге ходить... Другой бы от них отмахнулся. А я — нет! Бедные ребятки, они-то чем виноваты? Смотрит за ними моя ма­маша, и никакой нам обузы нет, тетушка Кроче. Сами знаете, в деревне сын — не обуза. Вырастет — работник будет, дому прибыль. Я хозяин неплохой, и батрак хоро­ший, работящий. Жну, кошу, деревья подрезаю. На все руки мастер.

Тетушка Кроче. Что и говорить, молодец! Толь­ко ты другим рассказывай, я-то тут при чем?

Лиола. Зря это вы, тетушка Кроче. Не люблю людей обижать, не люблю, чтоб другие из-за меня обижали. Пу­скай мне ваша дочка сама откажет, при дядюшке Симоне.

Тетушка Кроче. Не дойдет! Не пойдет! Только сейчас мне говорила! Мало тебе? Не пойдет она за тебя!

Лиола (кусает губу; говорит тихо, просебя). Значит правда... (Хочет войти в дом; тетушка Кроче пре­граждает ему путь. Они смотрят друг другу в глаза.) Те­тушка Кроче!

Тетушка   Кроче. Лиола!

Лиола. Я хочу, чтобы Туцца сама сказала, ясно вам? Сама Туцца, и при дядюшке Симоне.

Тетушка Кроче. Нечего ей тебе говорить! Я ска­зала — и ладно! Уходи, тебе же лучше будет!

Лиола. Мне-то — еще бы! А вот другому кое-кому... Ну, сами знаете. (Подносит руку к ее носу.) Вот, понюхайте!

Тетушка   Кроче. Чего там еще нюхать?

Лиола. Не слышите, чем пахнет?

Тетушка Кроче. Известно, падалью.

Лиола. Нет, бедой вашей пахнет, вот чем! Я-то убиваться не буду, зарубите себе на носу. Ну, до сви­данья. Ухожу.

Тетушка  Кроче. Уходи, уходи, да подальше!

Проходя мимо двери, Лиола напевает   сквозь   зубы,   усмехаясь недоброй   усмешкой.   После   каждой   строчки — зло   смеется.

Лиола.

Кое к кому обращаюсь с вопросом:

Хочешь свернуть себе шею? Попробуй.

Только учти, что останешься с носом...

(Зло хохочет) Мое почтенье, тетушка Кроче! (Уходит.)

 

Открывается   дверь,   из   дома   выходят   Туцца   и   дядюшка Симоне. Она опухла от слез, притворных и настоящих; он — смущен  и растерян.  Тетушка  Кроче  прикладывает  палец к  губам. Все молчат.

Дядюшка Симоне (тихо). Зачем он приходил? Что ему надо?

Голос Лиола (вдалеке). И оста-а-нетесь с но-о-сом!..

Дядюшка Симоне (Туцце). А! Значит, от него?

Туцца закрывает лицо руками.

А... а... знает он?

Туцца (быстро). Нет, нет, ничего не знает! Никто  ничего не знает!

Дядюшка Симоне. Это хорошо. (Тетушке Кроче.) Так и уговоримся, сестрица, — чтоб никто ничего!.. А ребенок — мой.

Голос Лиола (совсем далеко). Оста-а-нешься с но-о-сом!..

 

Занавес

 

 

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 

Деревня. Слева, почти в середине сцены — фасад и левая стена домика Джезы. От угла дома до просцениума — садик; изгородь из колючего кустарника; в изгороди — калитка. Справа — дом Лиола; видны два окна и входная дверь. Между изгородью и до­мом Лиола — деревенская улочка. Одна дверь дома Джезы вы­ходит на эту улочку, другая — в сад. Джеза наклонилась над большим оловянным тазом, собирается чистить картошку. Три сына Лиола стоят перед ней.

Джеза. А ты правда молодец, Паллино?

Паллино. Да, я молодец.

Каликъо. И я!

Джеза. И ты тоже?

Тинино. И я! И я!

Джеза. А кто ж из вас самый большой молодец?

Паллино. Я, я!

Каликьо. Нет, я! Я!

Тинино. Нет, я! Нет, я!

Джеза. Все трое, значит. Все трое — молодцы. Одна­ко, что ни говори, Паллино из вас самый старший. Ну-ка Паллино, скажи мне, можешь ты сбегать вон туда — туда, видишь? (Показывает направо, за сцену.) И принести мне три луковки?

Паллино. Могу. (Хочет бежать.)

Джеза. Постой!..

Каликьо.  И я! И я!

Тинино. И я!

Джеза. Ну, хорошо, каждый принесет по луковке. По одной луковке! Паллино побежит первый.

Все  трое (бегут). Принесем! Принесем! Принесем!

Джеза. Да тише вы! Три, больше не надо! Вот, вот, молодцы! Хватит, хватит!       

Мальчики возвращаются, у каждого в руке по луковке. Вижу, вы и впрямь все трое молодцы.

Из  дома   Лиола   слышится   голос  тетушки   Нимфы.

Тетушка Нимфа. Паллино, Каликьо, Тинино! (Вероятно, так, в рифму, она зовет их всегда.)

Джеза. Они тут, у меня, тетушка Нимфа. Вы не бес­покоитесь.

Тетушка Нимфа (показывается в дверях). При­стали они к вам, как мухи. А ну-ка, домой! (Скрывается в доме.)

Джеза. Пускай побудут, тетушка Нимфа. Они мне не мешают. Помогают даже.

Тетушка Нимфа.  Мешать будут — гоните.

Джеза. Да вы не беспокойтесь, они при мне смир­ные, прямо черепашки!

Тетушка Нимфа. Ну, ладно. (Снова скрывается.)

Джеза. Вот папа придет... а ну, скажите-ка мне, что папа делает, как домой придет?

Паллино (очень серьезно). Учит нас петь.

Джеза. А по попке не дает, если кто проказил, ба­бушку не слушал?

По   дорожке   спукается   Чуцца;   останавливается   у   изгороди.

Чуцца. Тетушка Джеза, мама велела спросить, не  дадите ли дольку чеснока?

Джеза. Дам, дам. Заходи, Чуцца.  (Показывает, не оборачиваясь, на дверь дома.) Возьми там сама.

Чуцца   (открывает  калитку,  входит).  Спасибо,   тетушка Джеза. А ребятки все   с вами? Красавчики какие! Всякая бы хотела маму им заменить.

Джеза. Да уж, ты бы рада, думаю!

Чуцца. Я говорю — по милосердию, тетушка Джеза!

Джеза. А, вон оно что! По милосердию, значит. Ну, дело, я так и думала.

Чуцца. Хотела я вас спросить... Что, Лиола...

 

По дорожке спускаются Луцца и Нела, они тоже останавли­ваются у изгороди.

 

Луцца. Можно, Тётушка Джеза? Ой, смотри, и Чуц­ца тут!

Джеза (про себя). Вот и другие две пожаловали!..

Нела. Мы пришли вам помочь, тетушка Джеза. Кар­тошку собираетесь чистить?

Джеза. Помочь? Благослови вас господь, какие прилежные!.. (Про себя.) Что у меня, омела в саду вы­росла? (Громко.) Ну, заходите, заходите. Правда, его еще нет.

Нела (притворяется, что не поняла). Кого это, те­тушка Джеза?

Джеза. Кого? Ой, смотри, палец порежешь!

Луцца (села на корточки перед Джезой). Дайте, дайте я, вот у меня ножик. Давайте, помогу.

Джеза. Ну, не на корточках же чистить! Эй, Паллино, принеси-ка стул!

Нела. Я схожу, тетушка Джеза, я схожу! (Уходит; приносит три стула.)

Джеза. Ай-ай-ай, такие три красотки пожаловали, и все, чтобы мне помочь! Боюсь я, Чуцца, мама твоя чеснока дожидается!

Чуцца. Нет, что вы! Ей к вечеру.

Джеза. Да уж вечереет, как я погляжу. Скоро и он придет.

Чуцца (притворяясь, что. не поняла). Кто, тетуш­ка Джеза?

Джеза. Кот серый, вот кто! Смотри, палец поре­жешь!

Луцца. Это вы про Лиола?

Джеза. Я женщина хитрая. Не знаешь, что ли?

Чуцца. Хочу я вас спросить, тетушка Джеза,— правда это, что Туцца, тетушки Кроче дочка, знать его не пожелала?

Джеза (притворяясь, что на этот раз она не по­няла). Знать не пожелала? Кого это?

Луцца. А, теперь вы палец порежете!

Девушки смеются.

Нела. Говорят, это все мать, тетушка Кроче.

Луцца. Неужто не слыхали?

Чуцца. Нет, говорят — она сама, Туцца!

Нела. Туцца? Да ведь... (Закрывает ладонью рот.) Ох, не просите, не скажу!

Луцца. А он что, Лиола? Вот узнать бы!

Джеза. Узнать хотите? Чтобы я, значит, сказала? Подите спросите его!

Чуцца. Ух, хорошо, если правда! Вот бы я рада была!

Луцца. И я!

Нела. И я! И я!

Чуцца. А то воображает — стоит ему пальцем по­манить, все женщины из окон побросаются!

Джеза. Ну, о вас того не скажешь ни об одной!

Луцца. Кто это за ним гоняется?

Чуцца. Кто его добивается?

Нела. Кому он нужен?

Джеза. Да уж, видно, кому-то нужен!

Нела. Мы сюда пришли, потому что хотим посмот­реть, что он с досады запоет.

Чуцца. Я думаю — так и бесится, так и бесится!

Луцца. Как он теперь, а? Поет?

Нела. Тетушка Джеза, а, тетушка Джеза! Поет он?

Джеза (затыкая себе уши). Да ну вас! Чего вы ко мне пристали? Вон тетушка Нимфа, ее и спрашивайте, поет он там или нет.

Тетушка  Нимфа  появляется  на  пороге.

Тетушка  Нимфа. Что это тут, кума Джеза? Цикады в саду завелись?

 Луцца, Чуцца  и   Нела (смущенные). Мы просто так, тетушка Нимфа!..

   Добрый  день,  тетушка  Нимфа!..

— Ой, она тут была!..

Джеза.  Да  нет,  какие цикады!  Три  осы на  меня и, хотят разузнать...

Луцца,  Чуцца  и   Нела. Нет! Нет!

— Неправда!

— Неправда!           

Джеза. Ну как же! Хотят разузнать, поет Лиола не поет с досады, что Туцца, тетушки Кроче Адзара дочка, не идет за него.

Тетушка Нимфа. Мой сын? Кто это сказал?

Луцца,  Чуцца  и  Нела. Все говорят!

   Чистая правда!

   Правда, правда, тетушка Нимфа!

     Тетушка   Нимфа. А я-то ничего и не знаю! Ну что ж, если это правда, Туцца хорошо    сделала, а еще лучше сделала тетушка Кроче, если отказала. Я ему мать, однако — не то что Дочь, собаку не отдала бы та­кому, как мой сыночек. Берегитесь его, девушки! Уж каких-каких грехов за ним нет! Бегите от него, как от черта бегите! Да и дети у него, три души..! (Детям.) А ну, а ну, ребятки! Домой!

За сценой крики. Вбегает  Щеголиха,  воздевая  руки  к  небу.

Щеголиха. Господи Иисусе! Господи Иисусе! Де­ла-то какие! Дальше уж некуда!

Чуцца. Ух, Щеголиха явилась! Орет-то как!

Луцца. Что это вы?

Нела.  С чего раскричались?

Щеголиха (вбегая в сад). Ой, беда! Ой, беда ка­кая, кума Джеза, у вашей племянницы!

Джеза (вскакивая). У племянницы? Что с ней та­кое?

Щеголиха. Ну прямо святая Мария сидит, за го­лову держится!

Джеза. Почему это? Почему? Ох ты, господи! Пу­стите меня! Пустите! (Убегает по улочке налево.)

Все  (хором).  Что с ней?  Что с  Митой случилось?

Щеголиха. Муж-то ее, дядюшка Симоне... (Смот­рит на девиц, умолкает.)

Все. Ну, ну!..

   Говорите!

   Что он натворил?

Щеголиха. С племянницей своей спутался!

Луцца,   Чуцца  и  тетушка    Нимфа   (хо­ром).

   С Туццей?

   Быть не может!

   Ой, господи!

   Что вы говорите!

Щеголиха. Вот это самое!  И, надо полагать, она уже... (Показывает рукой, повернувшись к тетушке Ним­фе: «беременна».)

Тетушка Нимфа (в ужасе). Ой, святая мадон­на, спаси нас!

Луцца,     Чуцца   и   Нела. Что это?

—Что такое? Туцца?

—Что надо полагать?    Что Туцца натворила?

Щеголиха. Пошли, пошли отсюда, девки!  Не вашего это ума дело!

Тетушка Нимфа. Неужели правда? Неужели правда?

Щеголиха. Сам к жене пошел, сам перед ней по­хвалялся!

Тетушка   Нимфа. Как только стыда хватило!

Щеголиха. Так и сказал — не его, мол, вина, что детей не было. Взял бы, говорит, племянницу в жены — она б ему не одного — трех родила!

Чуцца (тетушке Нимфе). Что-то я не пойму! Она ведь до вчерашнего дня с вашим Лиола гуляла!

Тетушка Нимфа. Говорю тебе, не знаю я ничего!

Щеголиха. Ох, тетушка Нимфа, не может этого быть, чтобы вы поверили, будто дядюшка Симоне сам!.. Дочка с матерью столковались, обвели старика вокруг пальца!

Тетушка   Нимфа. Ну что вы!

Щеголиха. Думаете, зря наговорили?

Тетушка Нимфа. Не верю я, что тут мой сын замешан!

Щеголиха. Тетушка Нимфа, да я руки себе дам отрубить, одну и другую!

Чуцца. И я!

Луцца. И я!

Нела. Все знают!

Тетушка   Нимфа. Все, да не все. Я вот не знаю.

Щеголиха. Ну, не хотите—бог с вами!

Луцца. Ой, Мита идет! Мита идет и тетушка Джеза с ней!

По улочке спускаются плачущая Мита и тетушка Джеза. Тетушка Джеза, подбоченясь и громко крича, подбегает к изгороди, бежит обратно, возвращается и снова бежит. Женщины утешают Миту.

Джеза. Ой, доченька! Ой, доченька! Разрази его господь! Руку на нее поднял, бесстыдник! Убийца ста­рый! Распутник! Руку на нее поднял! За волосы таскал! Пустите меня! Пустите! Я в село пойду! Присмотрите за ней, добрые люди! Я в суд пойду! На каторгу его заго­ню, на каторгу!

Щеголиха. И правильно! Так его! Идите, идите, прямо к полицейскому офицеру!

Тетушка Нимфа. Какие офицеры! К адвокату, вот куда! Вы уж мне поверьте!

Джеза. И к тому и к другому дойду! На каторгу его загоню, старика паршивого! Совести хватило, кровью христовой поклялся, что это его ребенок!

Тетушка Нимфа (затыкает уши). Ой, господи милостивый! Ну и дела!

Джеза. И тех двоих на каторгу, дочку бесстыжую с мамашей! У-у, потаскухи! Пустите меня, пустите!.. Поздно туда приду... Ну, ладно! У сестры заночую. А ты, Мита, располагайся как дома. Соседки тут хорошие; За­прись как следует, на все запоры. А я уж пойду. На ка­торгу его! На каторгу... развратник старый... потаскухи... (С криками исчезает в глубине улочки.)

Щеголиха. Вот разойдешься с ним — тебе пенсию присудят, ты не беспокойся!

Тетушка Нимфа. Как так — разойдешься? Что это вы говорите? Чтобы по его, значит, вышло? Ты ему жена, женой и останешься!

Мита. Нет, нет! Хватит с меня! Я к нему не вер­нусь. Так и знайте! Убейте — не вернусь! Не могу я с ним!

Тетушка Нимфа. Да что ты, не понимаешь? Они только того и хотят!

Щеголиха. Вот, вот! Мамаша с дочкой всю власть заберут, а других-то родственников на хлеб и воду по­садят!

Мита. Что ж вы хотите, чтоб я дала себя топтать? Нет уж, не дам! Мне с ним делить нечего, тетушка Ним­фа! Он от другой получил, что от меня хотел. Теперь они смерти моей дожидаются, все трое!

Щеголиха. Смерти? Еще чего! На них управа най­дется! Вон тетка в село побежала.

Мита. Какая уж там управа! Четыре года мучилась. Знаете, что мне в лицо сказал, не постеснялся? Чтоб не смела об его племяннице дурно говорить! Так и сказал. Потому что, говорит, его племянница — девушка чест­ная!

Тетушка  Нимфа. Честная? Так и сказал?

Щеголиха. Ой, господи, прямо не верится! Пря­мо не верится!       

Чуцца (Луцце и Неле).    Честная, а? Честная!

Мита. Так и сказал. Потому, мол, что с ним спута­лась. Я ей все, говорит, оставлю. Потому что, говорит, она доказала, что не его была вина, а моя. И закон, го­ворит, подыщет средство, поможет несчастному, которо­му такая жена досталась. Ой, тетушка Нимфа, чуяло мое сердце, не надо мне было за него идти! Я бы не по­шла, да вот...

Щеголиха.  Ну,  ясное    делю,  одна    росла,    сиротинка!..

Мита. ...да вот — тетка моя, Джеза... не могла я против нее идти! Так мне хорошо тут было, спокойно, в нашем домике да в садике... Вы же знаете, тетушка Нимфа... Все на ваших глазах было. Бог его накажет, изменника!..

Щеголиха (решительно). Надо, чтоб Лиола в это дело вмешался!

Тетушка Нимфа. Хватит вам сына моего поми­нать! Все Лиола да Лиола!..

Щеголиха (девушкам). Вот вы скажите, правду я говорю?

Чуцца, Луцца и Нела. Правду! Правду! Чи­стую правду! Это все он! Все он!

Мита. Я знаю, тетушка Нимфа, Лиола меня любил, когда я еще тут жила. Разве я виновата, что за другого вышла? Не по своей воле...

Тетушка Нимфа. Четыре года прошло. Неужели ты, правда, веришь, что он тебе назло это сделал?

Щеголиха. Нет, вряд ли. Только, если он порядочный, пускай пойдет и все ему прямо скажет, старику паршивому, как мамаша с дочкой, две мерзавки, все подстроили, чтобы эту несчастную погубить. На чистую во­ду бесстыжих этих вывести все ихние козни раскрыть бедняжку невинную спасти! Вот что он сделать должен, сынок ваш если у него совесть есть!

Стемнело. За сценой — голос Лиола. Песня Лиола.

Об этом все друзья мне говорили: кто женится, тому несладко будет...

 

Щеголиха.  А, вот и он!  Распелся!  Ну,  я с ним поговорю! Я уж ему скажу!

Чуцца,   Луцца   и   Нела  (отходят  от  изгороди, зовут). Лиола! Лиола! Лиола!

Тетушка   Нимфа. Иди, иди-ка сюда, сынок!

Щеголиха.   Иди-ка сюда,  Лиола! Входит Лиола.

Лиола   (Щеголихе).   К  вашим  услугам!     (Девуш­кам.) А, и голубки тут!

Щеголиха. Оставь их в покое.  Иди лучше сюда. Смотри, кто пришел.

Лиола.  О,  Мита!..  Случилось  что-нибудь?

Щеголиха. И не стыдно тебе, Лиола? Вот, по тво­ей милости Мита плачет.

Лиола. По моей милости?

Щеголиха.  Да.  Что  ты  там  натворил  с  Туццей, дочкой тетушки Кроче?

Лиола. Я? А что я натворил?

Щеголиха. А то, что они с мамашей дядюшке Си­моне вкручивают, будто ребенок этот...

Лиола. Ребенок? Какой еще ребенок?

Щеголиха. Не знаешь? Ребенок Туццы, вот какой!

Лиола. Туццы? Что это вы говорите? Значит, Туцца?.. (Показывает рукой.)

Тетушка   Нимфа. А ну, девушки милые, ступай­те-ка вы отсюда!

Луцца. О господи, только и слышишь— «идите» да «идите»!

Чуцца. Вечно все не нашего ума дело.

Лиола. По правде сказать, и я не совсем понимаю, какое тут дело.

Щеголиха. Притворяйся, притворяйся! Ягненочек! Да уйдете вы или нет? Не могу я при вас говорить!

Чуцца. Идем, идем! До свиданья, тетушка Нимфа.

Луцца. До, свиданья, Мита.

Нела. До свиданья, кума Кармина.

Лиола. А я что же? Для меня и словечка доброго не найдется!

Чуцца. Отстань, обманщик!

Луцца. Бесстыжий!

Нела.  Бессовестный человек!

Все трое уходят по улочке.

Щеголиха (решительно). Ребенок Туццы — от те­бя, Лиола!

Лиола. Да будет вам! Что за напасть? Стоит какой девице взбеситься — кто виноват? Лиола!

Щеголиха. Не признаешь, значит?

Лиола. Говорю, будет вам! Не знаю я ничего.

Щеголиха. А чего ж ты тогда к тетушке Кроче ходил, сватался?

Лиола. Вон оно что! А то я никак не пойму, при чем я тут!

Щеголиха. Признаешь теперь?

Лиола.  Да я так... в шутку, знаете...  мимоходом...

Щеголиха (тетушке Нимфе). Слышите, тетушка Нимфа? Теперь за вами слово. Вы ему мать. Со мной он все насмешки строит, а бедняжка-то наша плачет. Стыда у людей нет! Посмотрел бы на нее!

Лиола. Вижу, что плачет. Чего это она?

Щеголиха. Чего, говоришь? (Топает ногой.) Да скажите вы ему, тетушка Нимфа!

Тетушка Нимфа. Потому что дядюшка Симо­не... говорят...

Щеголиха (про себя). Проняло, слава богу! (Гром­ко.) «Говорят»? Он руку на нее поднял!

Тетушка    Нимфа.   ...потому,   что   он   говорит — он теперь ее знать не хочет, у него от племянницы ребенок будет.

Лиола. А, вон оно что! Значит, это он виноват? Ах та господи! Спутался с племянницей?

Тетушка Нимфа (Щеголихе). Видите? Мой сын врать не будет. Если бы так было, как вы говорите...  

Щеголиха   (не  обращает  на  нее  внимания).   Думаешь, поверю? Чтобы ты да посватался!.. Ты же про женитьбу и слышать не хотел!

Лиола. Я? Что вы! Слышать не хотел? Да я, мож­но сказать, каждые пять минут...

Щеголиха. Ну, это для смеху!..

Лиола. Как можно! Я всей душой. Это не моя ви­на, вы уж простите, что за меня никто не идет. Они меня все любят, да вот ни одна не полюбила. На пять минут— пожалуйста, только поманю... Тут бы священнику самое время подоспеть. Однако не идет священник — свадьба и расстраивается. Да... Ну и Туцца! Ай да Туцца! Ниче­го не скажешь, хорошего тетушка Кроче зятя выбрала! Молодец дядюшка Симоне! Ловелас... Старый, да креп­кий, сразу видно... А ты терпи, Мита! Что тут подела­ешь?

Щеголиха (кипит от злости). А больше тебе не­чего сказать? Нечего? Ну, знаешь! С ума тут с вами сойдешь! Пустите меня! Пустите! Я им покажу, мерзав­цам, как совесть ногами топтать! (Убегает в бешенстве, воздевая руки к небу.)

Тетушка Нимфа. Совсем рехнулась! Совесть, говорит... Ни за что не поверю!

Лиола. Бог с ней! Иди лучше ребяток уложи. Ви­дишь, Тинино совсем заснул.

И правда — Тинино заснул, растянувшись на земле, а двое других дремлют сидя.

Тетушка Нимфа. Ой, бедненький!.. (Накло­няется над ним.) Тинино!.. Тинино... (Оборачивается к Лиола.) Дай-ка его мне!

Лиола опускается рядом со спящим ребенком, крестит его, потом тихонько свистит. Мальчик не просыпается. Лиола напевает ме­лодию танца, прихлопывая в ладоши. Тинино встает, просыпаются и его братья. Протирают глаза кулачками; потом — подпрыгива­ют. И так, вприпрыжку, идут в дом; отец провожает их до две­рей, напевая и хлопая в ладоши.

Мита (вставая). Пойду в дом. Доброй вам ночи, те­тушка Нимфа.

Тетушка Нимфа. Если что нужно, доченька, я, как их уложу, к тебе приду.

Мита. Нет, спасибо. Я на ключ запрусь. Доброй но­чи и тебе, Лиола.

Тетушка   Нимфа   уходит в дом.

Лиола. Будешь тут ночевать?

Мита. Тетушка в село убежала.

Лиола. В суд хочет подать?

Мита. Говорила, идет к адвокату.

Лиола. Значит, не хочешь к мужу возвращаться?

Мита. Нечего мне там делать. Доброй ночи, Лиола.

Лиола. Глупая ты, Мита.

Мита. Что ж, не всем такими хитрыми быть, как ты, Лиола. Буду на бога уповать.

Лиола. На бога, да... Что ж, был такой случай... Хоть ты и добрая женщина, богобоязненная, заповеди святые блюдешь,— а все ж, думаю, не решишься себя с девой Марией равнять.

Мита.  С девой Марией?  Богохульник ты,  вот что!

Лиола. Прошу прощения, ты сама сказала, что бог тебе поможет! Как, интересно узнать? Духа пошлет?

Мита. Уходи! Уходи! Не говори со мной лучше. Не могу я тут стоять, богохульства твои слушать...

Лиола. При чем тут богохульства! Я просто сказал, что бог тебе не поможет...

Мита. Да я не про то!..                 

Лиола. А как же тогда? Скандалы скандалить, как Щеголиха? В село бегать, как тетка твоя? Крики, драки, адвокаты, полиция, разводы? Или меня в это дело впу­тать, чтобы я ему сказал, что у Туццы от меня ребенок? Смешно, право! Это мы с тобой могли придумать, когда тут, в садике, играли мы в мужа и жену, за волосы друг друга таскали да бегали жаловаться твоей тетушке и моей матушке, помнишь?

Мита. Помню. Я не виновата, Лиола! Я как раз тво­ей матери говорила. Господь хорошо знает, с кем было мое сердце, когда я венчалась...

Лиола. Я тоже знаю, Мита, с кем было твое сердце. Только — речь не о том. Ты теперь замужем. Хватит об этом.

Мита. Я потому сказала, что ты меня спросил, помню я или нет..,

Лиола. Теперь не о том речь. Ты виновата, а муж твой прав.

Мита. Я виновата?

Лиола. А как же? Разве ты не потеряла... сколько лет? Четыре? Или, может, пять? Вот твоя вина! Знала ведь, когда за него шла, для чего он тебя берет. Чтобы сына иметь, вот для чего! Дала ты ему сына? Не дала. Ждал он день, ждал второй, а потом и другая нашлась, вместо тебя постаралась.

Мита. Что же мне делать, если господь милости не дает?

Лиола. Вольно тебе ждать у моря погоды! Ты что, правда, думаешь, что у тебя от бога ребенок будет? А еще говоришь, я богохульник! Пойдика спроси Туццу, от кого у нее ребенок!

Мита. У нее — от черта!

Лиола. Нет. От дядюшки Симоне,

Мита. От черта! От черта!

Лиола. От дядюшки Симоне.

Мита. Как у тебя совести хватает говорить мне это в лицо! Не ждала я от тебя, Лиола.

Лиола. Вот я и говорю, что ты дурочка! Ну, посу­ди сама: послушаемся мы Щеголихи, пойду я к нему... или колокольчик на шею повешу, и ну кричать по всем дорогам: «Дон-дон-дон! А ребенок-то мой! Дон-дон-дон! А ребенок-то мой!» Кто мне поверит? Конечно, может, и все поверят, только он сам не поверит, потому что не захочет. Поди, убеди его! Давай рассудим: думаешь, у того ребенка надпись будет на лбу — «Ли-о-ла»? В та­ких делах мать родная не разберется, не то что дядюшка Симоне! Да его хоть режь, он не поверит, что это не его ребенок. И мне не доказать, что мой. А вот ты, ты сама, дура будешь, если ему не скажешь, что это все правда.

Мита. Правда? Что это его ребенок?

Лиола. Вот! Вот! Его! И не он, мол, виноват был, а ты. Сегодня, мол, у Туццы от него ребенок, а завтра — у тебя.

Мита. Как это?

Лиола. Как? Вот я тебе и говорю — как. Так, как Туцца сделала.

Мита. Ой, нет! Не хочу я! Не надо!

Лиола. Ну, тогда — спокойной ночи. Спи спокойно и не плачь. Кому ты жаловаться будешь? На кого? За­чем из дому ушла? Учат тебя, как дела делаются, а ты не слушаешь. Сама виновата, не я, что Туцца тебя оскор­била. Я — что, я ребенка того не признал и признавать не собираюсь. Для тебя, для тебя не признал, для тво­его добра. Потому что теперь иначе их обман не раскрыть и беде твоей не помочь. Думаешь, тебе одной плохо? Один бог знает, что я вытерпел. Когда я туда пошел, чтобы мой долг исполнить, и эта ведьма мужа твоего прямо на моих глазах к Туцце послала — я все их козни увидел, как на ладони. Тебя увидел, Мита, и что с тобой будет! И поклялся я самому себе, что не дам тебя в обиду. Я молчал, все этой минуты ждал. Нет, нельзя им спу­скать, Мита! Надо их проучить! Сам бог тебе велит! Не хочу я, чтоб эта сволочь погубила тебя из-за меня! (Об­нимает ее за талию.)

Мита (вырывается). Не надо... пусти... Не буду... Не хочу я, не хочу... (Внезапно замирает, прислуши­вается.) Ой, послушай! Идут! Кто ж это?

Лиола  (тащит ее к порогу).  Идем,  идем  скорей...

Мита. Нет... это он... муж мой... вон как ступает!.. Беги отсюда, беги, ради бога!

Лиола одним прыжком вскочил на свое крыльцо. Мита  бежит на цыпочках к домику тетки; юркнула в дверь, неслышно закры­вает ее. По улочке спускается дядюшка Симоне, в руке у него — фонарь   на   цепочке.   Подходит  к  дверям,   стучит.

Дядюшка Симоне. Тетушка Джеза! Тетушка Джеза! Откройте, это я! (Слышит голос Миты.) А, ты здесь? Открой... Открой, говорю! Открой, двери выбью! Сказать надо кое-что... Да, да, уйду, только ты открой!

Дверь   открывается,   дядюшка   Симоне   входит   в   дом. Лиола,   высунув   голову  из-за  дверей,   всматривается   в   темноту ночи, вслушивается в тишину. Услышал, что запирают дверь, ве­дущую в  сад;  скрывается.

Мита (выходит в садик, кричит). Тетушка Нимфа! Тетушка Нимфа! (Оборачивается к мужу, который идет за ней.) Сказала — не пойду! Не пойду! Не хочу я боль­ше с вами быть! Тетушка Нимфа! Тетушка Нимфа!

Дядюшка Симоне. На помощь зовешь?

Тетушка Нимфа (выбегает из дома). Мита! Ми­та! Что с тобой? А, это вы, дядюшка Симоне!

Мита (прячется за ее спиной). Скажите ему, тетуш­ка Нимфа, скажите, ради бога, чтоб он от меня отстал!

Дядюшка Симоне. Ты моя жена, должна идти со мной.

Мита. Я вам больше не жена! Идите к вашей сестри­це, мерзавке! Там у вас жена, а не я!

Дядюшка Симоне. Да тише ты, тише! А то, как бог свят, опять поколочу!

Тетушка Нимфа (загораживает Миту). Ну, бу­дет вам, дядюшка Симоне! Дайте ей душу отвести!

Дядюшка Симоне. Нет уж, пускай помолчит! Не сумела матерью стать, пусть хоть женой приличной будет, родственников моих не позорит!

Тетушка Нимфа. Ну, будем справедливы, дя­дюшка Симоне! Что вы от нее хотите? Тяжело ей, бед­няжке, то, что вы сделали.

Дядюшка Симоне. Ничего я ей не сделал! До­бро я ей сделал, вот что, когда с улицы взял и положение ей дал, какого она не заслужила.

Тетушка Нимфа. Думаете, вы ее так уговори­те, чтоб она к вам вернулась?

Дядюшка Симоне. Ох, тетушка Нимфа, разве бы я изменил покойной моей супруге, если бы знал, ко­му свое хозяйство оставить? Такое хозяйство, потом-кровью полито, и все на ветер! Жалко...

Тетушка Нимфа. Оно, конечно. Только в чем она, бедняжка, виновата?

Дядюшка Симоне. Не виновата она. А все ж должна уважать женщину, которая сделала то, что она не сумела.

Мита, (тетушке Нимфе). Слышите? Дядюшке Си­моне.) Чего вы еще от меня хотите? Идите туда, где вас ждут, а меня оставьте в покое! Не нужны мне ваши деньги!

Дядюшка Симоне. Ты мне жена, а она мне пле­мянница. Что было, то было, и нечего о том говорить. Мне в доме хозяйка нужна, тетушка Нимфа.

Мита. Да я, чем к вам, лучше ночью в поле уйду!

Тетушка Нимфа. Дайте ей успокоиться, Дядюшка Симоне. Очень уж вы ее разобидели. Потерпите не­много! Увидите — успокоится и сама к вам придет.

Мита. Пускай ждет, если хочет. Не вернусь я к нему!

Тетушка Нимфа. Видишь, он за тобой пришел. Сам тебе сказал, что те дела кончены и не пойдет он больше туда. Правда ведь?

Дядюшка Симоне. Верно, не пойду. А вот сы­на, когда родится, заберу к себе.

Мита. Слышите? Чтобы мамаша приходила и меня в собственном доме ногами топтала.

Тетушка   Нимфа. Ну что это ты!..

Мита. Что ж он, мать родную к ребенку не пустит? И это мне все терпеть? Может, и кровать им стелить своими руками? Как вы только можете меня к нему об­ратно гнать?

Тетушка Нимфа. Я, доченька? Да при чем тут я? Мне что, я о твоем добре пекусь.

Дядюшка Симоне. Ну, пошли, поздно уже!

Мита. Нет, нет! Уходите, а то я с моста брошусь!

Тетушка Нимфа. Послушайте меня, дядюшка Симоне, оставьте вы ее тут хоть до утра. Помаленьку, по-хорошему образумится она, вот увидите — завтра же... завтра к вам вернется... Вы уж мне поверьте.

Дядюшка  Симоне. Для чего ж ей тут ночевать?

Тетушка Нимфа. Да знаете... дом... дом посте­режет... тетка-то в село ушла...

Дядюшка   Симоне. На меня жаловаться?

Тетушка Нимфа. Ну, будет вам! Идите, идите-ка вы спать, и впрямь поздно! А Мита в доме запрется. (Мите.) Пойди мужа проводи. Дверь изнутри запрешь, и другую. Доброй ночи вам, дядюшка Симоне.

Дядюшка Симоне  идет в дом;  зажженный фонарь он  за­был в садике.  Мита входит   вслед   за   ним,   запирает   двери.

Тетушка Нимфа. Что-то мне сдается, оставила тетушка Джеза овечку с волком... (Подходит к своему дому, видит Лиола.) Иди-ка ты лучше в дом, не сходи с ума.

Лиола. Ш-ш-ш... постой... хочу посмотреть, чем все это кончится... А вы идите... идите спать...

Тетушка Нимфа. Не теряй голову, сынок, не теряй голову! (Входит в дом.)

Лиола закрывает дверь и быстро прячется в саду. Стоит, скорчившись,  у  изгороди.   Потом,  наклонившись,   тихонько  пробирается к углу дома и прижимается к стене. Приоткрывается дверь. Уви­дев  Лиола,  Мита вскрикивает,  оборачивается к мужу,  преграж­дая ему путь.

Мита. Нет, говорю! Уходите! Я тетушку Нимфу по­зову! Уходите!

Дядюшка Симоне (из комнат). Да ухожу я, ухожу, не кричи!

Мита входит в дом. Дверь приоткрыта. И, пока дядюшка Симо­не выходит на улицу, Лиола пробирается в дом, прижавшись к стене.  Запирает   за   собою   дверь.   Но   дядюшка   Симоне   возвра­щается.

Дядюшка Симоне. Ох ты! Фонарь... Фонарь за­был... Как говоришь? В саду? Ладно, ладно... Я уж отсю­да... (Спускается по улочке, входит в калитку, берет с земли фонарь, поднимает, смотрит хорошо ли горит.) А то в поле темно, неровен час — рог набьешь... (Мед­ленно уходит по улочке.)

Занавес

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Декорация  первого  действия.  Время  сбора  винограда.  У  входа в лавку — корзины разных размеров и форм.

Туцца,  сидя  на  каменной  скамье,  шьет  приданое  для  своего будущего ребенка. Тетушка Кроче выходит из глубины сце­ны; на плечах у нее — шаль, голова повязана платком.

Тетушка Кроче. Разбогатели, видать! Ни одна не идет.

Туцца. Чего ж вы еще от них ждали?

Тетушка Кроче. Я их не к столу приглашала! И самые, понимаешь, паршивые, в коросте, в грязи ва­ляются, соломы нет постелить — а туда же, не идут! На хлеб, говорю, заработаете! — Не желают. У одной рука болит, у другой — нога...

Туцца. Говорила я вам, не ходите!

Тетушка Кроче. От зависти все, от зависти бе­сятся. А притворяются, что, мол,  совесть не позволяет. Придется мне, видно, в деревню идти за работником, а то осы пожрут. В сарае все готово?

Туцца. Все, все готово.

Тетушка Кроче. Корзины заготовлены, все на месте, а работать некому. Только он один, Лиола, обе­щался прийти.

Туцца. Значит, все-таки по-своему сделали, позва­ли его?

Тетушка  Кроче. Я нарочно, дура ты! Чтобы видели, что ничего промеж вами не было.

Туцца. Да ведь камни — и те знают!  

Тетушка Кроче. Не его в том вина. Он, спасибо ему, ничего не говорил. А другие пускай хоть треснут, саранча проклятая!

Туцца. Ладно. Только вы знайте — я в доме за­прусь, носа не высуну. Не могу я его видеть!

Тетушка Кроче. Не можешь, а? Не можешь? Ну, знаешь! Что-то дядюшка твой сколько дней носа не кажет.

Туцца. Он велел сказать, что, мол, хворает.

Тетушка Кроче. Был бы он тут, помог бы мне с этим виноградом... Ну, ничего, вот родится ребенок!.. Он его перед всеми признал! Где дети, там и дом.

Под   навес   вбегает   Щеголиха,   веселая   и   раскрасневшаяся.

Щеголиха.  Можно,  тетушка  Кроче?

Тетушка   Кроче. А,    это вы, Щеголиха?

Щеголиха. Я самая. Прибежала вам сказать, что  - идут. Все идут!

Тетушка Кроче. С чего бы это? Вижу, очень вы веселая!..

Щеголиха. Веселая, очень даже веселая, тетуш­ка Кроче.

Тетушка Кроче. И красная какая, будто перец! Бежали быстро?

Щеголиха. А я всегда бегом, тетушка Кроче. Зна­ете пословицу— «Под лежачий камень вода не течет». Да и время такое, пора виноград собирать. Вот посмот­рите — девицы, как на праздник идут!

Тетушка Кроче. Что же это такое? Только сей­час я их видела, все морду воротили, а теперь как на праздник идут?

Туцца. Я бы на вашем месте им отказала, в дерев­не бы людей набрала.

Тетушка Кроче. Нет. Это хорошо, когда между соседями вражды нету. А все ж, хотела бы я знать, с че­го это они развеселились?

Щеголиха. Наверное, прознали, что Лиола будет. Ох, уж этот Лиола, тетушка Кроче!.. Уж этот мне Лио­ла!.. С дьяволом он, что ли, связался?

Тетушка  Кроче. Скорей уж с  девицей какой!

Щеголиха. Это я не знаю. Только где он — там и веселье. Где он — там и девицы. Слышите, поет? Сю­да идет, и девицы с ним, и мальчонки его, все вокруг скачут. Вон, глядите!

И действительно, за сценой — деревенский хор во главе с Лиола. Потом Лиола входит под навес, а за ним — Чуцца, Луцца, Нела,    крестьяне,    крестьянки   и   три    его    сына. Он импровизирует,  притоптывая  в  такт  ногами.

 

Лиола.

Улларалла!

Что бы лучше шли дела,

Постарайся выжать соки все из ягод!

У тебя ведь сил избыток.

Даже винам старше на год

твой напиток

не  уступит,  Лиола!

 

Хор.

Улларалла! Улларалла!

 

Лиола.

Я-то знаю,

гроздь любая,

если постараться,

полный бочонок

дать бы могла.

И глотка одного мне довольно,

Я падаю больно,

И мне не подняться.

Да жажда, признаться,

Меня подвела!

Улларалла!

Улларалла!

Вот и мы, дорогая тетушка Кроче!

 

Толпа  смеется,  пляшет  и  рукоплещет.

Тетушка Кроче. У-ух,     веселье-то     какое!  И впрямь — праздник. Что за чудеса?

Лиола. Никаких тут нет чудес, тетушка Кроче. Кто ищет — найдет,  кто  хочет — добьется.

Девушки смеются.

Тетушка   Кроче.  Это  ты к чему?

Лиола. Так. Поговорка.

Тетушка Кроче. Ах, поговорка? А такую не слыхивал — «Игры да песни ветер носит»?

Лиола  (быстро).  «А работник денежки просит».

Тетушка Кроче. Верно. Сговоримся. Как в том году, а?

Лиола. Да я не к тому! Я вам хотел доказать, что вашу поговорку до конца знаю.

Тетушка Кроче. Ну, девушки, поторопимся! Бе­рите корзины и чтоб все было как следует! Думаю, вас учить не надо.

Лиола. Привел я своих парнишек, пускай пощип­лют, если где ягода останется.

Тетушка Кроче. Только смотри! Рукой не до­станут — пускай лозу не пригибают!

Лиола. Не бойтесь, тетушка Кроче. Если какая гроздь для них высоко, не дотянуться,— они и тянуться не будут. И не скажут, что зеленая. Моя школа!

Девушки смеются.

Что смешного? Басню знаете про лисицу? Ну, ладно. В сарае все готово?

Тетушка Кроче. Да, да, все готово.

Лиола (раздает корзины девушкам и юношам). А ну, разбирай... вот так, вот так... А теперь — песню! У-лла-ра-лла! У-лла-ра-лла!

Уходят с песней в глубину сцены.

Тетушка Кроче (кричит им вслед). Вы снизу начинайте! По рядам идите, от ряда к ряду, потихоньку! И за маленькими смотрите! (Туцце.) Нет чтобы с ними пойти! Все я да я!

Туцца. Сказала — не пойду!

Тетушка Кроче. Не дай бог попортят, голо­дранцы! Видела, как смотрели? Прямо искры из глаз!

Туцца. Видела, видела.

Тетушка Кроче. Все из-за дурака из-за этого! (Видит дядюшку Симоне.) Вон и дядюшка твой... Гляди, еле ноги волочит... И впрямь захворал!

Под навес входит дядюшка Симоне. Он мрачен.

Дядюшка Симоне. Добрый день, сестрица доро­гая. Добрый день, Туцца.

Туцца. Добрый день.

Тетушка Кроче. Что это с вами, братец? За­хворали?

Дядюшка Симоне (скребет затылок, сдвинув берет). Худо мне, сестрица, худо.

Тетушка Кроче. Худо? Как же это так, чтобы вам да худо?

Дядюшка Симоне. Не то чтоб мне... тут, пони­маете...

Тетушка   Кроче. Жена, что ли, захворала?

Дядюшка Симоне. Э-э... тут, она... говорит, в общем...

Тетушка Кроче. В общем? Как это? Говорите уж, а то у меня там работа идет, надо пойти присмотреть.

Дядюшка   Симоне.   Начали  виноград  собирать?

Тетушка   Кроче. Вот, начинаю.

Дядюшка   Симоне. Что ж мне не сказали?

Тетушка Кроче. Да вас два дня не было! Ну, скажу вам, попортили мне кровь соседушки-гадюки! Не шли, и все тут. А потом сразу явились, бог их знает почему. Теперь вон с корзинами внизу, на винограднике.

Дядюшка Симоне. Вечно вы, сестрица, торопи­тесь!

Тетушка Кроче. Это кто — я? Как это так — тороплюсь? Чуть осы виноград не пожрали...

Дядюшка Симоне. Не один виноград... вы уж всегда... вот, со мной тоже... Не пойму, какой вам прок от этой спешки! Повременить всегда лучше...

Тетушка Кроче. Не пойму я, что у вас на серд­це. Сказали бы прямо! Вижу, сердитесь вы на меня...

Дядюшка Симоне. Да нет, не сержусь я на вас, сестрица... Я на самого себя сержусь!

Тетушка   Кроче.   Что  поторопились?

Дядюшка Симоне. Вот, вот! Что поторопился.

Тетушка  Кроче. Почему же это?

Дядюшка Симоне. Почему? Мало вам, что я та­кую тяжесть на сердце ношу? Заходил ко мне вчера кум, Кола Рандизи...

Тетушка   Кроче.   Я  видела,   он  тут  проходил...

Дядюшка Симоне. Говорил он с вами?

Тетушка   Кроче. Нет, мимо прошел.

Туцца. Теперь все мимо нас проходят!

Дядюшка Симоне. Они проходят мимо, дитя мое, потому что меня видят, и думают... думают они то, чего, слава богу, нет и не было. Совесть наша чиста. Од­нако, по видимости...

Тетушка Кроче. Ладно, ладно, братец... Это мы все знаем... Надо было ожидать от этих завидущих!

Дядюшка Симоне. Мимо вас они пройдут, а мне потом глаза колют, сестрица.

Тетушка Кроче. Ну, ладно, так что ж вам ска­зал этот ваш Кола Рандизи, чтоб ему пусто было?

Дядюшка Симоне. Пришел он ко мне и гово­рит: «Черт бы ее побрал, эту спешку!» — вот что! Пря­мо при жене сказал: был, дескать, такой случай, когда не то что на пятый — на пятнадцатый год детей имели!

Тетушка Кроче. О-о! Что ж вы ответили, хотела бы я знать? На пятнадцатый, значит, год? Шестьдесят да пятнадцать — сколько будет? Семьдесят пять, думаю. В шестьдесят, значит, нету, а к семидесяти пяти будут?

Дядюшка Симоне. А кто вам сказал, что в шесть­десят нету?

Тетушка Кроче. Так уж выходит, братец.

Дядюшка Симоне. Нет, сестрица. Не так вы­ходит. Э-э... (Не знает, говорить ли.)

Тетушка Кроче. Что?

Дядюшка Симоне. А то, что и в шестьдесят есть.

Тетушка Кроче. Как?

Дядюшка Симоне. Да уж так.

Тетушка Кроче. Неужто жена?

Дядюшка Симоне. Сегодня утром призналась.

Туцца (кусает руку). А-а!.. Лиола!

Тетушка Кроче. И до вас добрался!

Туцца. Вот почему эти гадюки радовались! «Кто ищет — найдет, кто хочет — добьется».

Дядюшка Симоне. Ну, что теперь говорить, что говорить!..

Тетушка Кроче. А вы и поверили, что ребенок от вас?

Туцца. Лиола! Лиола! Меня обрюхатил и ее обрюхатил, мерзавец!

Дядюшка Симоне. Что теперь говорить...

Тетушка Кроче. Как же вы за женой не догля­дели, дурак вы старый?

Туцца. Говорила я вам! Сто раз говорила — береги­тесь Лиола.

Дядюшка Симоне. Вы потише, нечего тут про Лиола болтать! Когда жена тебя в том же обвиняла, я ей велел молчать. А она ведь правду говорила!

Тетушка Кроче. А теперь, значит, неправда? Про жену про вашу, значит, неправда, козел вы старый?

Дядюшка Симоне. О-о, что это вы, сестрица? Хотите, чтоб я подумал...

Тетушка Кроче. Да ну вас, честное слово! Будто уж мы не знаем...

Дядюшка Симоне. Что — не знаем?

Тетушка Кроче. А то, что вы сами знаете по­лучше других!

Дядюшка Симоне. Я-то знаю, что с дочкой ва­шей у меня ничего не было. Все моя доброта! А с же­ной — это уж я сам, это уж сам!

Тетушка Кроче. Как же, четыре года впустую бились! Спросите, спросите-ка лучше, кто это с вашей женой...

Туцца. «Доброта»! И как только совести хватает!

Тетушка Кроче. Да уж! Перед всеми похвалялся, перед женой перед собственной похвалялся, что от него ребенок! Другого чего не может, так хоть похвастаться!

Туцца (меняя тон, резко). Ладно! Будет! Поорали и хватит! Хватит вам!

Тетушка Кроче. Нет уж, дочка дорогая! Хочешь, чтоб я это все так оставила?

Туцца. А что вам еще делать? Он моего — и то признал. Что ж, думаете, он собственной жены ребенка за своего не признает?

Дядюшка Симоне. Да он мой!  Мой он!  И горе тому, кто против моей жены хоть слово скажет!..

В глубине сцены появляется Мита, она в прекрасном настроении.

Мита. Что это вы расшумелись?

Туцца.  Иди  отсюда,   Мита,  иди  лучше  отсюда,  не ты меня!

Мита. Я, Туцца? Ну что ты! Чем я тебя довожу?

Туцца (кидается на нее). Уберите ее отсюда! Убе­рите ее отсюда!

Дядюшка Симоне (удерживая ее). Эй, эй! Ты при мне-то не очень!

Тетушка Кроче. И как у нее совести хватило сюда явиться? Убирайся! Иди отсюда!

Мита (мужу). Подумайте, она еще о совести говорит!

Дядюшка Симоне. Не мешайся ты в это дело, жена. Иди-ка лучше домой. Я уж тут -сам управлюсь, за тебя постою.

Мита. Нет, подождите! Хочу я напомнить Туцце ста­рую пословицу: «Не тот победит, кто раньше выйдет, а тот, кто раньше придет». Что говорить, я запоздала, а все ж не проиграла. Ты первая в дорогу пустилась, а я тебя перегнала.

Туцца. На той же дорожке меня перегнала!

Мита. Нет, миленькая, не на той! Моя дорожка пря­мая, честная, а твоя-то — кривая!

Дядюшка Симоне. Не волнуйся ты, не растрав­ляй себя, женушка! Они нарочно тебя дразнят. Иди от­сюда. Иди домой.

Тетушка Кроче. Нет, вы поглядите! Нет, вы по­слушайте! «Женушка», а!

Туцца. Да, ты права, Мита! Права! Ты меня пере­хитрила. У меня — слова, а у тебя — дела.

Мита. Слова? Что-то не похоже!

Тетушка Кроче. Слова,.слова. Тут обману не бы­ло. Это ты обманом своего добилась, хоть с виду все и честно.

Дядюшка Симоне. Да перестанете вы или нет?

Тетушка Кроче. Видишь? Твой муж за тебя за­ступается, верит обману твоему. А моя дочка не врала, дядю своего не надувала. Она ему в ноги бросилась, пла­кала, все равно как Мария Магдалина!

Дядюшка Симоне. Это верно! Это верно!

Тетушка Кроче. Вот, слыхала? Сам признает. Он-то всему и причина, все зло от него, как он перед то­бой похвалялся и перед всей деревней...

Мита. А вы что смотрели, тетушка Кроче? Ай-ай-ай-ай! Чести дочкиной не пожалели! И верно, весь обман из-за мужа моего. Богатый он, вот вы честью своей и по­ступились, чтобы его богатством попользоваться!

Дядюшка Симоне. Да будет вам! Будет вам! Бу­дет! Чем попусту браниться, поищем-ка лучше выхода, ладком, все вместе. Все ж одна семья!

Тетушка Кроче. Выхода? Какого вам еще выхо­да, старый вы болван? Сами ищите, сами! Натворили бед, опозорили мне дочку из-за хвастовства своего!

Дядюшка Симоне. Я? Мне про своего ребенка думать положено. А про вашего пускай его отец думает. Вряд ли он при мне посмеет отрицать, что это не его ре­бенок.

Туцца. Который?

Дядюшка Симоне (вопрос поразил его, как удар в спину). То есть как это — который?

Мита (быстро). Твой, миленькая, твой! Какой же еще? У меня муж есть, меня подозревать нечего.

Дядюшка Симоне (Туцце и тетушке Кроне). Да перестанете вы или нет? Моя жена меня осчастливила, не годится портить ей кровь вашими криками. А с Лиола я сам поговорю.

За сценой все ближе поют крестьяне, возвращающиеся с вино­градников.

Туцца. Ну — нет! Не говорите вы с ним обо мне, вам же хуже будет!

Дядюшка Симоне. Выйдешь за него, все по спра­ведливости получится. Он и тебе положение даст и ребен­ка твоего узаконит. А уговорить его я берусь. Все ему ска­жу, что сердце велит. Вот он идет! Оставьте меня с ним, я и поговорю.

Появляются крестьяне и Лиола. Они поют песню сбора  винограда. Входят под навес; видят Миту, дядюшку Симоне, лица Туццы и тетушки Кроче; останавливаются и замолкают. Только  Лиола несет свою корзину к окну сарая и поет как ни в чем не  бывало.

ТетушкаКроче (идет им навстречу). Ладно, ладно! Выложите виноград, а корзины бросьте вон туда. Не до вас!

Лиола. А что такое случилось?

Тетушка Кроче (женщинам). Идите, идите, го­ворю! Нужно будет — позову.

Дядюшка Симоне. Иди-ка сюда, Лиола!

Под навесом Щеголиха,  Чуцца,  Луцца,  Нела  и другие женщины   окружили   Миту,   поздравляют   ее.   Туцца   смотрит   на них, молча страдает; потом тихонько пробирается к дверям, юрк­нула в дом.

Лиола. Поговорить со мной хотите? Вот он я!

Дядюшка Симоне. Идите-ка и вы сюда, сестрица.

Лиола  (повелительно). Тетушка Кроче, живо!

Дядюшка Симоне. Сегодня день особый, для всех праздник.

Лиола. Вот и хорошо! Значит, будем петь. Тетушка Кроче говорит: «игры да песни ветер носит». Ну что ж, дело неплохое. Надо вам сказать, дядюшка Симоне, мы с ветром — родные братья.

Дядюшка Симоне. Знаем, знаем, что у тебя ветер в голове. Однако, дорогой мой, время пришло навести порядок.

Лиола. Порядок? Ой, умираю!

Дядюшка Симоне. Вот что, Лиола. Первым де­лом — хочу я тебя порадовать. Господь бог даровал мне наконец великую милость!..

Тетушка Кроче. Слушай, слушай, а то ведь ни­чего не знаешь!

Дядюшка Симоне. Сколько раз просить — не мешайте, сестрица!

Лиола. Дайте же ему сказать!

Тетушка Кроче. Ладно уж, говорите. Поистине, господь даровал великую милость...

Дядюшка Симоне. Да уж, сестрица, именно ми­лость! На пятый год нашего брака жена моя наконец...

Лиола. Жена ваша? Правда? Я вам стишок сочиню!

Дядюшка Симоне. Да постой ты! Какой еще стишок!

Лиола. Ну, хоть выпью за ваше здоровье!

Дядюшка Симоне. Постой, говорю!

Лиола. О-о, не надо сердиться! Вам бы на седьмом небе быть, а вы сердитесь. Вот слушайте стишок...

Дядюшка Симоне. Ну тебя с твоими стишками. Ты теперь другими делами заняться должен.

Лиола. Другими? А я больше ничего не умею, дя­дюшка Симоне.

Тетушка Кроче. Ах ты, бедняжечка! Ничего не умеет! Ай-ай-ай-ай... (Подходит к нему, хватает за руку, тихо цедит сквозь зубы.) Второй раз дочку мне губишь, мерзавец!

Лиола. Я? Вашу дочку погубил? И как у вас духу хватает такие мне слова говорить при дядюшке Симоне? Он ее погубил, дочку вашу, а не я!

Тетушка Кроче. Ты погубил! Ты! Ты!

Лиола. Он, он — дядюшка Симоне! Не надо передер­гивать, тетушка Кроче! Я сюда пришел по-честному, сва­тался к вашей дочке, потому что не мог я больше тер­петь, что...

Тетушка Кроче. Ах, вот как? Натворил дел, а потом и пришел?

Лиола. Я натворил? Да нет, не я — дядюшка Си­моне!

Тетушка Кроче. Дядюшка Симоне, еще чего! Так уж и дядюшка Симоне!

Лиола (дядюшке Симоне). Ну, скажите вы ей сами! Неужели от ребенка откажетесь, мне подкинете? Нехоро­шо так шутить! А я уж бога благодарил, что уберег он меня. Чуть было не попал я в ловушку по моей простоте! И что вы за старик такой здоровый? Мало вам одного сы­на, от племянницы? Еще и от жены понадобился? Что это у вас за сила такая? Адское пламя, может? Или огонь небесный? А может, вы дьявол и есть? Вулкан? Спаси от вас господь всех честных девиц!

Тетушка Кроче. Именно, именно, от него и надо девиц беречь!

Дядюшка Симоне. Перестань, Лиола, а то я все как есть выложу! Сам знаешь, у меня с племянницей гре­ха не было. Она мне в ноги бросилась, покаялась, про тебя сказала и про свое положение. Моя жена все знает. Я на святом распятии поклянусь, при всем народе, что ребенком похвалялся ложно, а по совести он твой.

Лиола. Вы, значит, хотите, чтоб я теперь на Туцце женился?

Дядюшка Симоне. Это твой долг, Лиола, потому  что, как бог свят, она принадлежала тебе одному!

Лиола. Ну, ну, ну, что-то вы уж очень шибко, дя­дюшка Симоне! Верно, раньше я и сам думал... Не то чтоб хотел — совесть велела. Сам-то я знал — как женюсь на ней, все песни умрут, что у меня в сердце. Туцца за меня не пошла. Что ж вы теперь хотите, чтобы и волки были сыты и овцы целы? Нет уж, синьоры, благодарст­вуйте. Провалилась ваша затея. (Берет за руки двоих сыновей.) Пойдемте-ка отсюда, ребятки! (Делает несколь­ко шагов; останавливается.) Я могу по справедливости. У вас тут один ребенок лишний. Ну что ж. Вырастим. Скажите Туцце, тетушка Кроче: захочет мне ребенка от­дать — я возьму.

Туцца,  которая  все  время  стояла  в  стороне,   злобно  глядя  на Лиола, при последних словах бросается на него, занося нож.

Туцца. Возьмешь? А этого не хочешь?

Все кричат, удерживают ее. Мита покачнулась, дядюшка Симоне поддерживает и утешает ее.

Лиола (хватает Туццу за руку, другой рукой уда­ряет ее по пальцам, нож падает. Лиола смеется, успокаи­вает присутствующих). Ничего, ничего... это ничего... (Наступает на нож, громко смеется.) Ничего! (Целует одного из сыновей; замечает у себя на рубахе струйку крови.) Так, царапина! (Трогает пальцем рану, потом про­водит им по губам Туццы.) На, попробуй! Сладко, а? (Женщинам, которые ее держат.) Пустите ее! (Смотрит на нее, потом на сыновей, кладет руки им на головы, Туцце.)

Не плачь, не время горевать об этом! Ты мне отдашь ребенка, и его как дважды два, я сделаю поэтом.

 

Занавес

 

Hosted by uCoz